Содержание

Сказать, что ”ритор” большой любитель поговорить, значит не сказать ничего. Общение - воздух и хлеб 2-й Логики. О размерах этой потребности можно судить хотя бы на примере Фиделя Кастро, для которого ничего не стоит дать 15-тичасовое интервью. Однако, видимо, и это не предел - сам Кастро признавался, что встречал людей, еще более говорливых, чем он.

Причем, эта болтливость “ритора” существует  как бы сама по себе, как страсть, как болезнь, вне личных и общественных интересов. А иногда и вопреки им.

Забросив дела обширной империи, целыми днями бродил по школам грамматиков император Тиберий, задавая дикие, с точки зрения его общественного положения, вопросы: “Кто была мать Гекубы? Как звали Ахилла среди девушек? Какие песни пели сирены?” Не лучше Тиберия тратил порой драгоценное государственное время Сталин. Он любил, например, вызвав на ковер какую-нибудь литературную плотву, часами предаваться критике романа парализованной от страха плотвы, сравнению одних великих писателей с другими, сличению разных манер писательского письма и  т.д.

Данные курьезы можно было бы посчитать простой блажью пресыщенных тиранов, если не учитывать того, что и у Тиберия, и у Сталина была 2-я Логика. Это обстоятельство ставит все на свои места. Будучи носителями психотипа, у которого Логика является Второй функцией, т.е. функцией непросто мощной, но еще являющейся  процессионной, оба тирана, вопреки собственным и государственным интересам, просто не могли пойти наперекор своей натуре и бросали в ненасытную утробу процессионности 2-й Логики все, что попадает под руку, вплоть до окололитературного трепа.

Воздадим должное, “ритор” был бы совершенно невыносим, если бы его словохотливость зачастую не достигала высот подлинного искусства общения. Секрет этого искусства - в способности и желании не просто высказаться, но, прежде всего, вовлечь собеседника в разговор, сделать интеллектуальное пиршество совместным.

Приемы же, благодаря которым достигается такое вовлечение в разговор, просты и безотказны. Во-первых, в отличие от “догматика”, “ритор” никогда не начинает общение с утверждения, но всегда с вопроса. Начинает с вопроса даже тогда, когда предмет известен ему досконально. Один обладатель мощнейшей, выключаемой разве что на ночь 2-й Логики, как-то объяснял мне: “Если я тебя спрашиваю, то это еще не значит, что я не знаю ответа. Просто мне так удобней разговаривать”.

Второй способ: прикинуться дурачком и начать общение с фразы, подобной знаменитой сократовской: “Я знаю только то, что я ничего не знаю”. Трудно представить, кто отказался бы проглотить такую наживку - возможность поучить дурака. А дальнейшее уже дело техники: слово за слово, разговор покатился, глядишь - за интересной беседой и день прошел.

Из сказанного не следует, что только прямой, открытый, равноправный диалог обуславливает полноту реализации 2-й Логики. Ей достаточно отзвука. Особенно в ситуации, когда силой обстоятельств она вынуждается к монологу. Взять, скажем, выступление с трибуны. В этом случае кажется, что оратор обречен на монолог, и, значит, 2-я Логика заведомо поставлена в неудобное для нее положение. Однако это только видимость. Общение все равно происходит, контакт есть, только не на языковом, а на энергетическом уровне. Вот как описывает митинговый вариант действия 2-й Логики Фиделя Кастро писатель Гарсиа Маркес: “В первые минуты его голос еле слышен и прерывист. Такое впечатление, будто оратор движется вслепую в тумане, используя каждую вспышку света, чтобы пядь за пядью ощупать местность, оступается, но встает и... полностью овладевает аудиторией. С этого момента между ним и публикой возникает электрическая цепь, которая возбуждает обе стороны, превращая их в своего рода диалектических сообщников, и в этом невыносимом напряжении его упоение.”

*     *     *

Еще одно замечательное и драгоценное качество, свойственное всем “риторам” без исключения - это здоровый цинизм. 2-я Логика не верит ни в Бога, ни в черта, ни в партийные программы, ни в научные доктрины - ни во что. Все аксиоматичное, догматичное, попав в жернова полушарий “риторского” мозга, быстро теряет свою абсолютность и делается простым объектом интеллектуальных манипуляций. Для “ритора” нет ни запретов, ни рамок, ни правил, удерживающих свободную игру мысли. Все подвергается суду 2-й Логики, но этот суд милостив и редко выносит окончательный приговор (разве что явной глупости). Приговор - это результат, конец процесса, которым так дорожит 2-я Логика. Поэтому цинизм ее высказываний лишен агрессивных, категоричных ноток, это цинизм беспартийного, свободомыслящего человека.

Мало дорожит “ритор” и своими собственными утверждениями, которые и утверждениями для него не являются, но лишь гипотезами, удобными на данный момент. Опровергать сегодня сказанное вчера - нормальное состояние “ритора”. За примером далеко ходить не надо - Ленин. За свою жизнь он так много наговорил противоположного, что ленинцы до сих пор не могут решить, какие из его высказываний следует считать директивными. Великий полемист, Ленин каждый раз умудрялся делать чрезвычайно убедительной мысль, прямо противоречащую той, которую он еще недавно с не меньшим блеском отстаивал. Вообще способность 2-й Логики с легкостью змеи сбрасывать обветшавшую интеллектуальную шкуру - огромный дар, делающий из “ритора” непобедимого полемиста, Протея мысли, многоликого и неуловимого.

Нельзя не восхититься широтой интересов 2-й Логики. Ее интересует едва ли не все, что происходит в мире, от глобальных проблем до самых мелких. Подстать интересам  и память “ритора”, объемистая, хорошо держащая и универсальные концепции, и незначительные факты, подобно чулану скупца, хранящая все, что попадется на пути. И в такой всеядности памяти 2-й Логики есть свой резон. Один Бог ведает, с чего может начаться дорогой сердцу “ритора” разговор, что послужит отправной точкой: мелочь или сверхидея. Главное участвовать, а для полноценного участия необходима объемистая, лишенная спеси память.

Впрочем, в отличие от  “догматика”, 2-ю Логику нисколько не смущает и полное отсутствие информации, когда она бесстрашно встревает в разговор. Правда, встревает без риска быть наказанной, так как защищена гибкостью и свободой ума, которые дороги независимо от степени информированности собеседников, а равно непременно вопросительной формой вхождения в разговор.

Не знает себе равных 2-я Логика и в качестве комментатора, истолкователя чужих идей. Иллюстрацией данного положения может послужить характеристика молодого, в то время увлеченного гегелевской диалектикой, Михаила Бакунина: “Бакунин обладал великолепной способностью развивать самые абстрактные понятия с ясностью, делавшей их доступными каждому, причем они нисколько не теряли в своей идеалистической глубине... Бакунин мог говорить целыми часами, спорить без устали с вечера до утра, не теряя ни диалектической нити разговора, ни страстной силы убеждения. И он был всегда готов разъяснять, объяснять, повторять без малейшего догматизма.”

Как ни любит “ритор” совместные интеллектуальные пиршества, одновременно он безукоризненно владеет искусством отбрить, заткнуть рот оппоненту. Приведу примеры из жизни уже известным нам тиранов. Про Сталина рассказывали, что, когда Ордженикидзе, узнав об обыске, учиненном на его квартире НКВД, позвонил своему деспоту и высказал возмущение, то услышал в ответ: мол, НКВД - это такая организация, что может и у Сталина сделать обыск. Немая сцена. Однажды к императору Тиберию прибыла делегация троянцев и с большим опозданием выразила ему соболезнование в связи со смертью сына. Реакция Тиберия была мгновенной, он в ответ выразил им соболезнование по случаю гибели лучшего из троянцев - Гектора. Немая сцена.

Независимо от быстроты и точности острот 2-й Логики необходимо отметить в целом как характернейшую черту - большую скорость процессов, идущих в ее мозгу. Мгновенно из тайников памяти извлекается нужная информация, мгновенно и с полуслова усваивается, стремительно просчитываются варианты и рождаются гипотезы. Складывается впечатление, что по нейронам “ритора” импульс бежит быстрее, чем у остальных людей. Наблюдая вблизи работу 2-й Логики, невольно чувствуешь себя арифмометром, стоящим рядом с компьютером.

Единственный, пожалуй, недостаток 2-й Логики, являющийся продолжением ее достоинств, заключается в том, что мышление “ритора” скорее тяготеет к тактике, чем к стратегии. 2-я логика и не стремится к чему-то долгосрочному, масштабному, законченному, ее больше интересует сиюминутная, близкая по целям интеллектуальная игра. Очень хорошо эту особенность 2-й Логики на примере Ленина описал эсер  Виктор Чернов: “Прежде всего, он мастер фехтования, а фехтовальщику нужно совсем немного способности к предвидению и совсем не нужны сложные идеи. Фактически ему не нужно слишком думать: следует сосредоточиться на каждом движении противника и управлять собственной реакцией со скоростью врожденного инстинкта для того, чтобы без малейшего промедления отвечать на каждое движение врага.

Интеллект Ленина был острым, но не широким, находчивым, но не творческим. Мастер оценки любой политической ситуации, он мгновенно осваивался в ней, быстро оценивал все ее новые повороты и проявлял недюжинную политическую сообразительность. Это совершенное и быстро срабатывающее политическое чутье резко контрастирует с абсолютно необоснованным и фантастическим характером всех исторических прогнозов, которые он делал на сколько-нибудь продолжительный срок, - любой программы, охватывающей нечто большее, чем сегодня и завтра.”

Будучи тактиком, а не стратегом мысли “ритор” и не стремится к обретению конечной истины, после чего, естественно, нужна в его быстром, подвижном уме должна просто отпасть. В этом смысле характерно одно признание Лессинга. Он писал: « Ценность человека определяется не обладанием истиной, подлинной или мнимой, но честным трудом, употребленным на то, чтобы достичь истины... Если бы Бог, заключив в свою правую руку истину, а в левую - вечное стремление к истине, но с тем, что я буду без конца заблуждаться, сказал мне: ”Выбирай!” Я бы смиренно приник к Его левой руке, говоря: “Отче, дай! Чистая истина - она ведь для Тебя одного”.

*     *     *

“Ритор” не большой охотник до письменного изложения своих взглядов. И это понятно. Его страсть - живое общение, а не сражение с мертвым листом бумаги. Записывать за собой он предоставляет другим, как это делал Сократ, согласившись на запись Платона. Но что еще более отвращает 2-ю Логику от кабинетной работы - это невозможность ограничить себя какими-то рамками, найти начало и конец мысли. Мышление для “ритора” - прежде всего процесс, движение, поток, и попытка вырвать из него что-либо не более плодотворна, чем попытка вырезать кусок реки. Поэтому, если он и садится за стол, то делает это с большой неохотой, по какому-либо конкретному поводу, и рукопись его выглядит чем-то без начала и конца, фрагментом безбрежного, нескончаемого опуса.

Единственно, когда 2-я Логика охотно обращается к бумаге - это во время вынужденного одиночества. Именно будучи обреченной на молчание, она обращается к такому суррогату, как бумага, и обычно заводит дневник. Но сильно заблуждается тот, кто думает, что это дневник в обычном смысле этого слова, как тайный поверенный сокровенных дум. Ничего подобного. Это судовой журнал мысли, прямо предназначенный для постороннего чтения. Один мой знакомый после длительных отлучек не просто давал, а принуждал читать жену свой дневник-журнал.

Еще одна заметная и забавная черта характера 2-й Логики - страсть делать пометки в книгах, особенно библиотечных. Читая с карандашом, она обильно уснащает страницы чертами, восклицательными и вопросительными знаками, “nb” и т.д. Обычно феномен страсти к чирканью в книгах объясняется двояко: либо бескультурьем, либо желанием прочнее запечатлеть в памяти наиболее важные места. Но в действительности истоки этой страсти иные. Пометки в книгах - типичная для 2-й Логики форма общения, послание всем грядущим безымянным обладателям книги, попытка заочного обмена мнениями.