www.xsp.ru/sh/ Поиски Империи

ЧЕТВЕРТАЯ ФАЗА (825-861)

Казалось бы, четвертая фаза подводит итоги полуторавековому развитию государства и вся должна быть обращена к прошлому, однако обратная логика исторического развития такова, что четвертая фаза — это скорее мечта о будущем, замах на долгие годы стабильного существования. И если вторая фаза своей главной задачей ставит уничтожение прошлого, разрыв связи времен, уничтожение всего, что превышает уровень убожества, то задача четвертой фазы противоположна — создание благоприятнейших условий для всякого таланта, ведь предстоит наработать идеи на долгие века. Таланты в такой обстановке процветают. По сути, начинается фестиваль одаренности.

Император Феофил (829—842) «далеко оставляет позади себя ближайших предшественников как по благородству характера, так и по сознанию ответственности, которая лежала на нем как на государе» (Ф. Успенский). Под стать Феофилу его жена Феодора — регентша при малолетнем Михаиле II (842—856), «умная и практичная женщина, умевшая оценить ближайшие пользы и потребности данного времени», и в деле восстановления православия, и в организации государственного управления, и в особенности в наблюдаемом ей порядке расходования государственных средств» (Ф. Успенский). Еще один лидер — кесарь Варда, брат Феодоры, правитель Византии во время самостоятельного стояния Михаила III (856—866). «Как способный и образованный человек, Варда прекрасно мог направлять политику государства и принимать меры к успокоению внутренних смут, имея подле себя верного и надежного человека для военных предприятий в лице своего брата Петроны и впоследствии сына Антигона...» (Ф. Успенский).

Во всю мощь своей гениальности развернулся в четвертой фазе Иоанн Грамматик (возведен на патриарший престол в 832 году), но более него прославился патриарх Фотий. «По высокому научному образованию и по талантливости Фотий представляет собой совершенно неожиданное и до известной степени чрезвычайное явление... В шесть дней Фотий из светского звания прошел все степени церковной иерархии и возведен в константинопольские патриархи. Но это был князь церкви исключительного характера, вызывавший на открытый бой всех, кого он считал врагами своими и церковными. Время его управления церковью нужно считать эпохой разрушения старого и созидания новых устоев для вселенского патриархата...» (Ф. Успенский).

С началом четвертой фазы меняется политическая атмосфера в стране, очищение идет и в высших сферах власти. Прекращаются заговоры и интриги. Феофил вступает на престол «по естественному преемству власти от отца к сыну, которая казалась окончательно забытой в Константинополе» (Ф. Успенский). Смерть Феофила, воцарение малолетнего Михаила III, правление при последнем регентского совета (Феодора, Феоктист, Мануил, Варда), кажется, повторяет ситуацию с Константином VI и его матерью Ириной. Однако разница принципиальная, нет заговоров и мятежей, регентский совет в полном единодушии правит страной. «При оценке ее (Феодоры.— Авт.) отношений к Михаилу часто делают сравнение ее с царицей Ириной, но при этом забывают, что Феодора ни разу не прибегла к интриге и к жестоким мерам и спокойно уступила свое место в управлении государством недостойному сыну, когда поняла, что обстановка сложилась не в ее пользу» (Ф. Успенский). Смена правителей при Михаиле в 856 году с Феодоры на кесаря Варду не стала потрясением для государства. Варда оставил Михаилу «придворные интриги, борьбу мелких честолюбий, увеселения и пьяные пирушки» (Ф. Успенский), а сам вплотную занялся правительственной деятельностью. Быть может, преданность делу и чистота политической атмосферы в четвертой фазе и сгубили Варду в тот момент, когда фаза кончилась. Через пять лет после окончания имперского цикла Варда был обвинен в измене и убит на глазах Михаила. Впрочем, все события, лежащие за пределами четвертой фазы, пока нас не интересуют.

Вернемся к четвертой фазе. Как известно, ее основные Достижения в законотворчестве, архитектуре, военном искусстве, во всех видах деятельности, подчиненных логической стихии. Оживление законотворчества в первую очередь повлияло на церковное законодательство (Правила соборов 843, 861 годов). Радость законопослушания вновь вернулась на землю Византии. «Источники отмечают любовь Феофила к правосудию, во имя которого он не допускал никаких изъятий, даже по отношению к самым близким лицам» (Ф. Успенский). Варде в особую заслугу ставили то, что он лично «наблюдал за отправлением правосудия и оживил изучение права» (Ф. Успенский).

Что касается военной сферы, то ждать от Византии особых успехов, как, скажем, от Древнего Рима или России, не приходится. Однако военные неудачи и неприятности третьей фазы пресеклись. От глухой обороны Византия перешла к наступлению. Ничего особенного, конечно, не захватили, но силу продемонстрировали. Необходимо все же учитывать, что Византия, как и Древняя Иудея, была духовной империей и в воинственности значительно уступала своим соседям — болгарам, арабам, славянам. Византия предпочитала менее грубые методы противостояния. Так, например, Феофил оказывал поддержку крестьянской войне под руководством Бабека внутри Халифата, дабы ослабить последний. Наступательную политику Феофила продолжили регент Феоктист и кесарь Варда. «Хотя наступательные действия против арабов на суше и на море, под начальством канцлера Феоктиста, не сопровождались удачей и не содействовали славе этого члена регентства, но все же они показали общее направление политики правительства, желавшего не отступать перед напором арабов. Так, Феоктист предпринял поход на Кавказ с целью покорения авазгов в древней Колхиде; затем он снарядил экспедицию на остров Крит с целью изгнания арабов, недавно захвативших этот остров» (Ф. Успенский).

Не имея сил в одиночку сражаться с миром ислама, Византия родила идею общехристианских европейских походов на восток. Так закладывалось военное противостояние двух миров единобожия. Одной из форм этого противостояния стали крестовые походы.

Об архитектуре поговорим позже, а пока обратимся к идеологическому чуду, положенному империи в четвертой фазе. Таким чудом можно считать прекращение религиозных раздоров и создание единой веры.

Первые черты единого вероисповедания появились сразу же после подавления восстания Фомы Славянина в 825 году. Окончательно вышла на первый план идея национального государства, спор из-за икон был прекращен. «Михаил стремился не разжигать религиозных споров и предоставлял каждому относиться к иконам так, как тот хочет. Иконы не конфисковывались, однако требовалось, чтобы в храмах их привешивали достаточно высоко во избежание извращенных форм поклонения. Все споры об иконах были запрещены. Выдвигались идеи компромисса...» (С. Сказкин).

Во времена иконоборца Феофила ситуация сложилась умилительная до анекдотичности. Считая иконопочитателей людьми убогими, он вынужден был тем не менее мириться с иконопочитанием своей жены и ее родственников. Лидера иконопочитателей, монаха Мефодия, он всегда держал при себе и даже брал с собой, когда покидал столицу, как говорится, от греха подальше. Презирая монахов, Феофил тем не менее имел собственные монастыри, постригал в монахи неугодных вельмож. Изгнание монахов из Константинополя лишь способствовало развитию сети провинциальных монастырей.

Так же при Екатерине II начался исход в провинцию высшего дворянства, а при Ельцине — высшей технократии.

Дальше больше: со смертью Феофила в 843 году иконопочитание было восстановлено. Но это не была победа одной партии над другой. Из иконопочитания времен Феодора Студита было взято только поклонение иконам, реабилитированы образы и святые мощи... Организация византийского православия была целиком взята из иконоборчества. Византийское православие признало главенство императора над патриархатом, а патриархата над монашеством. Иконоборческим, а вернее, имперским, можно считать отношение к своей вере, далекое от фанатизма, но столь же далекое от веротерпимости убеждение в единственности православия как истинного христианства.

Победа иконопочитания на соборе 843 года стала победой национального духа, триумфом национального единения. «Благополучно совершившаяся и не вызвавшая внутренних потрясений церковная реформа 842—843 годов до такой степени соответствовала желаниям большинства населения империи и так горячо была поддержана самым влиятельным и популярным сословием — монашествующим духовенством, что она скоро сделалась предметом монастырской и народной легенды и в разукрашенном фантазией виде вошла в жизнеописания деятелей и героев, имевших отношение к этому важному перевороту» (Ф. Успенский).

Восстановление иконопочитания стало одним из крупнейших праздников православной церкви, а 11 марта — днем восстановления ее единства. Учрежден был обряд анафематствования всех ересей... «Во время этого праздника император с патриархом торжественно вступали в храм святой Софии, как бы символизируя единство государства и церкви» (С. Сказкин).

В церкви, как в важнейшем государственном ведомстве, была установлена строжайшая иерархия (собор 861 года). Правила требовали строжайшего подчинения митрополитов и епископов патриарху, монастыри были поставлены под контроль епископов, монахам запрещалось покидать свои обители, в противном случае их следовало водворять на место. Монашество — этот выбор души человека — окончательно превратилось в государственную должность с определенными обязанностями и правами.

Огромные исторические последствия имела миссионерская деятельность. Собственно, один из главных способов поиска империи состоит в поисках всемирных последствий имперских циклов. Нет ни одной империи, след которой не тянулся бы по всей истории. «Миссионерская деятельность Кирилла и Мефодия совпадает с годами царствования Михаила и первого патриаршества Фотия (857— 867)... Просветители славян Кирилл и Мефодий были ближайшими учениками и приверженцами патриарха Фотия, они играют первую и выдающуюся роль во всех важнейших миссиях его времени. По воле царя и патриарха, отправляясь в языческие страны с культурной и христианской миссией, они исполняли возложенное на них политическое и церковное дело и были орудиями апостольской миссии вселенского патриархата» (Ф. Успенский).

За это время Византия крестила Болгарию, святыми братьями была создана славянская азбука (кириллица), начался перевод священных книг на языки крещеных народов и их соседей-язычников. Разве это не идеологическое чудо? «Избрание и отправление на проповедь Кирилла и Мефодия и разрешение вопроса о применении славянского языка к богослужению и переводу святых книг составляет вечную заслугу Фотия. Он дал, таким образом, толчок развитию народного языка славян, благодаря которому они несокрушимы» (Ф. Успенский).

Не будем забывать, что ровно через 48 лет после окончания второго византийского имперского цикла начался первый русский имперский цикл, породивший то мощнейшее всемирное государство, в котором мы живем. В каком-то смысле мы все последствие чуда, совершенного Михаилом, Фотием, Кириллом и Мефодием...

Еще одна грань идеологического чуда — расцвет искусства. Не надо быть провидцем, чтобы представить, как снятие запретов и объединение противостоящих идей привело к взрыву художественного вдохновения. Достаточно вспомнить об эффекте слияния религиозного и светского искусства. «Иконоборческое движение послужило стимулом к новому взлету изобразительного искусства и архитектуры Византии. Питаемые политической доктриной божественности императорской власти и избранности Византийской империи возродились с невиданной силой традиции римского триумфального монументализма. В ту эпоху императорские дворцы и общественные здания украсились декоративными мозаиками и фресками, прославлявшими победы императоров над варварами, развлечения василевсов, их пиры и охоты, ристания на ипподроме. В правление императора-иконоборца Феофила (829—842) в Константинополе широко развернулось строительство на территории Большого дворца, расположенного на берегу Золотого Рога. В короткий срок был создан целый комплекс великолепных зданий, среди которых выделялся причудливой архитектурой тронный зал... Но самой удивительной достопримечательностью нового дворцового ансамбля был зал Мистерион, обладавший необычной акустикой,— все, что в нем говорилось тихо в одном углу, отчетливо было слышно в другом. Это акустическое чудо достигалось при помощи особых механических приспособлений, сохранявшихся в тайне. Возможно, в его создании участвовал знаменитый ученый Лев Математик, украсивший другой тронный зал — Магнавру — различными механическими диковинками» (3. Удальцова). К «диковинкам» относились золотое дерево с грифонами и львами, золотой орган, золотой трон императора. Постройки царя Феофила «имеют совершенно исключительное значение как в истории искусств, так и в культурном отношении», они служили «предметом удивления для современников и иностранцев, посещавших Константинополь в X и XI веках» (Ф. Успенский).

Говоря о втором византийском имперском цикле, необходимо напомнить, что духовное, религиозное развитие никак не ограничивало иные сферы национального любопытства. Так, например, в высшей Магнаврской школе «математических наук» под руководством Льва Математика обучали философии, грамматике, геометрии, астрономии... а вот богословия среди ее предметов не было. Можно вспомнить и более центральные имена, и тут мы не увидим чрезмерной религиозности. Феофил до тонкости знал латинский и греческий языки, астрономию, естественную историю, занимался рисованием, сочинял музыку. На этом, пожалуй, остановимся и подведем некоторые итоги.

Вновь мы пронеслись сквозь полтора столетия в жизни отдельного государства. Вновь мы увидели череду времен, никак не напоминающую череду времен года. За зимой первой фазы следовала осень второй, лето третьей и, наконец, весна четвертой фазы. Задача, поставленная в данной работе, выполнена, несомненна не только последовательность фаз, но и даты их прохождения. Однако совершенно отвлечься от общемирового масштаба, забыть о том, что было и что будет, невозможно. Хотя бы несколько слов о смысле всего 144-летия все же необходимо сказать.

Легче всего говорить о смысле 144-летий в истории Древней Иудеи, Англии, России, поскольку эти три государства прошли полный имперский курс, и каждый цикл занял свое место. Куда сложнее ситуация с Древним Римом и Византией, они прошли по два цикла, не смогли вступить в третий и покинули реестр мировых держав. Указать однозначную причину теория пока не может. Наиболее солидно выглядит идея об однобокости этих империй, мол, Рим был слишком политичен, а Константинополь слишком идеологичен, что и не позволило им набрать достаточный запас энергии для третьей и четвертой имперской ступени. Однако Иудее идеологичность не помешала пройти все четыре цикла... Другая причина заключена, как представляется, в отсутствии достаточно сильного угнетающего фактора, который бы вынудил государство вступить в третий цикл. Иудеев третий цикл вывел из вавилонского плена, Британию сделал владычицей морей, Россию — крупнейшей державой мира. Как знать, может быть, излишнее самомнение не позволило Риму и Константинополю продлить имперское существование. Однако, придумывая все новые и новые причины, необходимо все же признать, что имперский цикл — слишком редкое явление в мировой истории, чтобы иметь обыденные причины для своего рождения. Не будем утверждать, что одному Богу ведомо, когда и кому вступать в имперский цикл, но божественное предначертание ближе всего именно к империям. Империя подобна оси вращения, а ось может быть лишь одна. И в этом смысле появление в 909 году русского имперского цикла могло стать главной причиной ухода Византии с мировой арены. Если это так, то главная роль Византии в истории — это подготовка прихода на мировую арену великой России. Можно даже сказать, что Византия решила за Россию часть идеологических задач, что позволило сосредоточиться на политических задачах. Точно так же значение Рима можно свести к созданию мира Запада (Европы). Впрочем, разница колоссальна, наследница Византии смогла выступить единой силой, наследница Рима долгие годы была раздираема бесконечными войнами и лишь в конце XX века приступила к воссоединению в единую Европу.

Есть, наконец, еще одно интересное предположение, дающее дополнительный смысл имперским циклам Византии. Быть может, имперские взрывы Византии смогли оживить, запустить западный ритм Европы через механизм индуцирования тоталитарных двойников. Самой же Византии не суждено было изведать развития по западному ритму, для западного ритма Византия была слишком духовна, слишком идеологична.