Содержание

Между прочим, диалектика образа и модели как диалектика общего и частного заставляет с осторожностью относиться к слишком жестокому противопоставлению "индивидуализирующего метода" истории и "генерализирующего метода" естествознания. Так, по мнению Э. Кассирера, "противопоставление "общих понятий" естественных наук "индивидуальным понятиям" исторических наук было, очевидно, неудовлетворительным решением проблемы, поскольку такое разделение режет живую ткань понятия. Каждое понятие, в соответствии со своей логической функцией, есть "единство множественного", связь между индивидуальным и всеобщим. Если изолировать эти моменты, разрушается тот "синтез", который осуществляет каждое понятие. "Частное вечно подчиняется общему, - говорил Гете, - Общее же все время подлаживается к частному". Но способ этого "подлаживания", этого соединения отдельного через общее, неодинаков в разных науках" (72).

Кроме того Э. Кассирер подчеркивает, что в науках о культуре в общем и в историографии в частности, "понятия поражены некоторой неопределенностью, которую невозможно преодолеть. И здесь частное некоторым образом упорядочивается с помощью общего, но не подчиняется ему". Мы вновь выходим на необходимость применения к истории монадической логики "предустановленной гармонии".

Кассирер приводит конкретный пример. "В своей "Культуре Ренессанса" Якоб Буркхардт дал классический портрет "человека Возрождения". Этот портрет включает хорошо известные нам черты. Человек Возрождения обладает определенными характерными свойствами, которые отчетливо отделяют его от Средневековья". Он характеризуется чувственностью, обращенностью к природе, своей укорененностью в "этом мире", открытостью к миру формы, своим индивидуализмом, язычеством, аморализмом. Непосредственный поиск такого буркхардтовского "человека Возрождения" окончился неудачей. Не нашлось ни одной исторической личности, которая объединяла бы черты, которые Буркхардт рассматривал как составляющие элементы этого образа" (73).

В то же время он подчеркивает, что "каждый раз, когда мы изучаем его [Буркхардта] работу, нас поражает глубина и достоверность этого материала. Но образ "общего вuдения", которого он достиг, исторический синтез, который он дает, принципиально иной природы, чем эмпирически получаемые факты о природе. Когда мы говорим здесь об "абстракции", то речь идет о том процессе, который Гуссерль назвал "идеирующей абстракцией". Нельзя ни ожидать, ни требовать того, чтобы результаты такой "идеирующей абстракции" когда-нибудь покрыли какой-либо конкретный случай".

Наконец, он приходит к чрезвычайно важным выводам в силу их конкретности, проясняющей "идеально-типическое" в его применении к "эпохальному": "Когда мы описываем Леонардо да Винчи и Аретино, Марсилио Фичино и Макиавелли, Микеланджело и Чезаре Борджа как "людей Возрождения", то мы хотим сказать этим не то, что у них у всех имеются определенные признаки с фиксированным содержанием, которые у них совпадают. Мы воспринимаем их не только как различные, но и как противопоставленные. Мы утверждаем о них только то, что, несмотря на это противопоставление, или именно благодаря ему, они находятся в некоторой определенной идеальной взаимозависимости и что каждый из них особым образом участвует в том, что мы называем "духом" Возрождения или культурой Возрождения. При этом выражается единство направления, а не единство бытия. Отдельные индивидуумы составляют единое целое не потому, что они одинаковы или схожи, но потому, что работают вместе над единой задачей, которую мы воспринимаем как новую по отношению к Средневековью и составляющую собственный "смысл" Возрождения. Если анализировать строго, все подлинные понятия стиля в науках о культуре сводятся к таким смысловым понятиям. Художественный стиль эпохи нельзя определить, если не видеть вместе все ее различные и часто кажущиеся разрозненными художественные проявления благодаря тому, что Ригль называл проявлениями определенного художественного побуждения". Такие понятия хотя и характеризуют, но не детерминируют: то особенное, что относится к ним, из них не выводится. Однако неверно выводить отсюда, что здесь мы имеем дело лишь с наглядным описанием, а не с понятийной характеризацией…" (74).

Что объединяет собой эпоха? Кассирер отвечает - стиль и наполняет его содержанием: единство направления, решение общей задачи. Чем же определены эти общие задачи? Кассирер отвечает: "тотальностью форм, в которой осуществляется человеческая жизнь". Причем, несмотря на бесконечное разнообразие этих форм, они "все же не лишены единой структуры, поскольку в конечном счете, это все "тот же" человек, встречающийся нам в ходе развития культуры в тысячах проявлений и тысячах разных масок" (75).

Это тот же вывод, что был сделан мной чуть раньше. Основным объектом изучения истории является Антропос или "человек тотальный". Проблема же здесь в том, что, вопреки убеждению Кассирера, это хотя и "все тот же" человек" в истории, но только в сакральных формах его сознания и поведения, и то только в "формах", но не стилистически, в "задачах". В культуре же и "обмирщенных формах" он может быть признан "равным самому себе" не иначе как в пределах времен средней и малой длительности, которые мы относим в нашей темпоральной матрице лишь к периоду в 512 лет и меньше. Потому-то трудно нам понять человека Средневековья и первый человек, которого мы относительно легко и адекватно понимаем - это человек Возрождения, причем понимание нами, как показал еще Хейзинга, человека XV столетия, хоть и "легко", но неадекватно, "легкое" же понимание начинается с XVI столетия.

Но мысль Кассирера об единстве периода как единстве стиля найдет развитие в дальнейшем нашем исследовании. Причем "стиль" периода определяется, по-моему, не только общим "чувством направления", но и определенным сочетанием чистых форм сознания, их иерархией, а также некоей сверхзадачей, имеющей антропологический характер - как задачей определенного фундаментального изменения в структуре (иерархии) интеллигенций и возможностях человеческого сознания, и обусловленных этими изменениями приоритетов культуры как таковой.

Так, для Нового времени (периода XVI-XX столетий) основной предполагается реализационная сверхзадача Антропоса, а именно тотальная рационализация сознания на основе выстроенной в Высоком Средневековье (период XI-XV столетий) модели "человека этического", с тем, чтобы достичь цивилизационного, технического, экономического могущества человечества на базе рациональной эпистемологии и, прежде всего, естествознания.

Если вернуться к понятию "идеального типа", то можно сказать, что "мысленный образ", охватывающий некое эмпирическое содержание, близко родственен кассирероскому "стилю" и, следовательно, "чувству направления", "сверхзадаче". Не означает ли это то, что мы пришли к новому, более научному пониманию "телеологии" в ее уже более чем двухвековом бескомпромиссном споре с "каузальностью"? Если это так, то под телеологией в истории следует понимать некие цели, общие для периода (эпохи) и даже составляющие его, периода, сущность и воспринимаемые активными людьми этой эпохи как "идеал", "чувство направления", "платоновские идеи" эпохи, обладающие для этих людей особой смысловой значимостью.

А что есть эмпирическая, проясняющая эмпирию "модель", входящая в "идеальный тип"? Это каузальные событийные матрицы или структурные срезы, структуры, например, социальные, как таковые. Но, поскольку в "идеальном типе" модели подчинены мысленному образу, его праву на "да" и "нет", то мы вновь приходим к тому, что в истории как событийная каузальность, так и структура, подчинены телеологии, но телеологии, имманентный периоду (эпохе). Но и это еще не все, так как сама телеология эпохи подчинена "тотальности форм", но не только статичных форм культуры, как, полагаю, думал Э. Кассирер, но и, кроме того и прежде всего, тотальности динамичных форм истории как четырехмерной матрицы.

Об этом - в следующей книге, а в четвертой части этой мы попытаемся представить историю XVIII-XX столетий в "стилистическом" и "телеологическом" видении двух составляющих их 128-летних эпох: 1745-1877 гг. (эпоха Просвещения) и 1877-2005 гг. (эпоха Модернизма) и с анализом переходного периода к эпохе Просвещения 32-летнего периода 1717-1749 гг. Но история эпохи Просвещения будет в центре нашего внимания.