Содержание

Русь. Открывая главу, посвященную лежащим на дне Мертвого моря городам, начнем с того, что ближе всего нам, россиянам, - с древнерусского сказания о граде Китеже.

Хотя сюжет легенды о якобы утонувшем в Светлояр-озере под Нижним Новгородом граде Китеже хорошо известен, в истории гибели города много неясного, противоречивого. “Летописец”,например, утверждал, что город стоял на берегу озера, был разорен Батыем и только после этого сделался невидимым. Иначе рассказывали эту историю этнографу и писателю Мельникову-Печерскому. Говорили:” Цел град, но невидим. Не видать грешным людям славного Китежа. Сокрылся он чудесно, божьим повелением, когда безбожный царь Батый, разорил Русь Суздальскую, пошел воевать Русь Китежскую. Подошел татарский царь ко граду Великому Китежу, восхотел дома огнем спалить, мужей избить либо в полон угнать. Жен и девиц в наложницы взять. Не допустил Господь басурменского поругания над святыней христианскою. Десять дней, десять ночей Батыева полчища искали града Китежа и не могли сыскать, слепленные. И доселе тот град невидим стоит, - откроется перед страшным Христовым судилищем. А на озере Светлом Яре, тихим летним вечером виднеются отраженные в воде стены, церкви, монастыри, терема княжеские, хоромы боярские, дворы посадских людей. И слышится по ночам глухой, заунывный звон колоколов”.

Совсем иную версию приходилось слышать в детстве Максиму Горькому. Уникальность ее заключается в том, что здесь единственный раз прямо говорится о катастрофе и катастрофе геологической. Вот как звучал геологический раздел духовного стиха о граде Китеже, что нашептывала будущему писателю его бабушка:

“И сказал Господь Саваоф

Свет архангеле Михайле:

- А поди-ко ты, Михайло,

Сотряхни землю под Китежем,

Погрузи Китеж во озеро”.

При прочтении этого отрывка, даже мало-мальски знакомому с сейсмической картиной среднерусской полосы, читателю станет ясно, насколько нелепа для нее такая катастрофа и насколько точно она воспроизводит обстоятельства палестинской драмы. Безрезультатные экспедиции аквалангистов на дно Светлояр-озера лишь подтвердили предположения о бессмысленности всяких поисков Китежа в русских пределах. Поэтому сразу приступим к анализу явно зарубежных истоков легенды.

Собственно, на Руси, кажется менее, всего делали тайну из прототипа китежского сказания и нередко прямо прилагали к списку сказания о граде Китеже главу “О содомском море” из книги хождений Трифона Коробейникова. Правда, формально такая компоновка обуславливалась принципом контраста, где городам палестинских греховодников противопоставлялся город праведников Китеж. Но противопоставление это являлось скорее результатом книжного мудрствования, нежели живого народного чувства. Судить так  позволяет само русское название города: Китеж - тезка, часто упоминавшегося на этих страницах, знаменитого своими потопными традициями, сирийского города Кадеша. Иная, малоизвестная транскрипция названия русского города - Кидиш - лишнее тому подтверждение.

Хочу подчеркнуть, Китеж именно тезка Кадеша, а не филиал. В сиро-палестинском регионе было множество Кадешей (Кадеш-Кинза, Кадеш-Варни и др.), так как слово “кадеш” (святой, святилище) представляло собой обычную приставку к названием городов. Слово это не исконно семитское или, во всяком случае, не только семитское, потому что также принадлежит к праиндоевропейской лексике.¹⁵

Какой из утонувших в Мертвом море городов назывался Кадешем и выкликался русскими по именем Китежа сейчас сказать уже невозможно, но следует допустить, что после катастрофы слово “кадеш” (святой) стало общим наименованием всего оказавшегося на дне Мертвого моря. Тогда же, вероятно, была заведена сохранившаяся у русских практика, ползанья вокруг озера в дни, связанные с катастрофой.

Палестинские корни сказания о граде Китеже сразу же объясняют все его темные и противоречивые места. Например, гибель русского города принято связывать с историческим лицом - ханом Батыем, возглавлявшим татаро-монгольское нашествие на Русь. Однако существуют списки сказания, где роль “Батыя” исполняет, очевидно, мифическая “девка-турка”. Видимо, русский народ на протяжении своей долгой истории успел забыть, кто был его подлинный противник на территории Палестины и потому последовательно привязывал гибель праотеческого города к ближайшим по времени недобропамятным именам и народам. Хотя, думаю, можно догадаться, что “Батый” и “девка-турка” заняли на Руси место упомянутых в Библии месопотамских царей. Читатель должен помнить, что по библейской версии, гибель Содома и Гоморры от стихии последовала вслед за разгромом, учиненным в этих городах войском пришедших из Месопотамии царей.

Противоречива и география сказания о граде Китеже. С одной стороны, оно четко привязано к Светлояр-озеру под Нижним, a с другой стороны, легенда о граде Китеже примыкает к  лишенному ясных географических ориентиров своду сказаний о стране блаженных - Беловодью. В нем Китеж фигурирует в качестве легендарного села под названием Скитай. Насколько темна была география Беловодья видно из того, что в некоторых случаях русские мужики, прослышав о существовании реальной страны Китай, целыми деревнями снимались с мест, шли и доходили-таки до него. Однако страны блаженных, понятно, в Китае не обнаруживали.

По справедливости говоря, разобраться с Беловодьем было действительно до крайности трудно. Оно описывалось как группа островов в океане, где население говорило на “сирском” (сирийском) языке, но при этом стране чрезвычайно холодной, “где морозы бывают необычайные с рассединами земными”. Нас, в свете теории о палестинской прародине легенды о граде Китеже, не может удивить то, что по представлениям россиян, население страны блаженных поголовно говорило на сирийском языке и что Беловодье является рифтовой зоной (“с рассединами земными”). Несколько смущает сообщение, будто “расседины” впадины Вади-эль-Арабы образовались от морозов, но и это объяснимо. Не только русские пытались украсить потопную легенду элементами северного колорита, сходные попытки предпринимались иранцами, алтайцами, североамериканскими индейцами. Поэтому сейчас, убедившись в палестинских корнях легенды о граде Китеже. Перейдем к не менее важной проблеме происхождения самого названия града Китежа.

Одним из двух слов, составляющих название легендарного  города, является праиндоевропейское слово kadh (место, сидение).¹⁶ Слово это чрезвычайно древнее и в современных индоевропейских языках чаще употребляется с другой ступенью чередования: и-е. sed (место, место обитания, сидение). Как, впрочем, и в языках семито-хамитских: египт. iset (место, трон, престол), иврит s¶t (седалище). И такое соответствие в указанных языковых семьях позволяет нам вновь провести параллель между Русью и Палестиной, между градом Китежем и тем Кадешем, что лежит на дне Мертвого моря. Вспомним, дно Мертвого моря до катастрофы называлось Сиддим (поля). Так вот, еврейское слово s¶dd¶y (поле) - одного корня с названием града Китежа и имеет соответствие в современном русском языке в слове “сад”, оба они происходят от одного глагола “сажать”, “укоренять” (др-рус. садити, иврит satal ). Таким образом, получается, что в какой бы фонетике мы не брали названия однокоренной ономастики Палестины - ей на Руси обязательно находятся четкие соответствия.

“Место”, “сидение” - первоначальные, но не единственные значения праиндоевропейского слова  kadh, от которого образована первая половина названия легендарного града Китежа. Со временем оно обросло множеством производных, перечислить их все здесь нет никакой возможности, поэтому чтобы не рассеивать внимание читателя, приведем только  те, что помогут нам реконструировать внешний вид града Китежа. Первым таким производным будет слово kad со значением “дом”, “стена” (преимущественно каменная).¹⁷ Вторым - со значением “круг”.¹⁸

А теперь, учитывая такие производные, зададимся вопросом: где в столь давние, если верить лингвистике, времена существовала практика постройки круглых каменных жилищ? Ответ, думаю, читатель уже предугадал. Правильно, в Палестине, именно там в период Натуфа (Х тысячелетие до Р.Х.) появляются круглые каменные чумы-полуземлянки.¹⁹

Правда, к моменту начала строительства первого на земле города Иерихона ( YIII тысячелетие до Р.Х.) круглые сооружения выходят из моды.  Но как реликт давней традиции они сохраняются в прямоугольных домах иерихонцев в виде нарисованного на полу красного круга.

Оговорюсь, было бы не совсем верно считать традицию круглых каменных построек в Палестине к YIII тысячелетию полностью утраченной. Религия, с присущим ей консерватизмом, сохранила эту традицию за собой. Единственное круглое здание в Иерихоне - восьмиметровая каменная башня - носит явно культовый характер.

Таким образом, мы наконец выходим на то, что искали. Иерихонский круглый каменный храм - вот подлинный прообраз русского града Китежа, равно как и всех остальных строений и архитектурных элементов, часто упоминаемых в потопных мифах. Столбы, колонны, хижины, дома, храмы, деревни, города - все это, независимо от светской или религиозной окраски, и в меру культуры сказителей легенды, восходило к лежащему на дне Мертвого моря городу, характерным архитектурным элементом которого были столбообразные каменные храмы.

Чаще, впрочем, в мифах о потопе речь шла именно о культовых постройках. Даже в легенде о граде Китеже особый упор делался не на городскую, светскую, а на духовную жизнь китежан. Паломники к Светлояр-озеру не только знали названия китежских церквей, но и местоположение их на дне озера.

Пониманию “китежа” как храма способствовало еще и то, что к слову-основе его названия - kadh (круглый каменный дом) издавна стали присовокуплять хорошо известное нам по второй главе слово yagha (старший, предок, вождь, царь). Kadh-yagha - так иногда звучало название града Китежа. И данная комбинация обоих чрезвычайно богатых содержанием слов образовывало широчайшее поле для смыслового словотворчества. “Кадх-ягха” можно было истолковать самым различным образом: “домовладение”, “дворец”, “храм”, “святилище” и т. д.

Вот, пожалуй, и все, что на сегодняшний день по силам нам в деле реконструкции внешнего облика Китежа и смысла его названия. Поэтому пришла пора сменить тему и обратиться к проблемам повторяемости этого названия и эволюции образа города в мировой потопной мифологии.

Британия. Хотя в данном разделе речь пойдет о сказании, записанном на территории Англии, к нынешнему населению ее оно вряд ли имеет какое-либо отношение. Потому что принадлежало народу, проживавшему на английской земле даже прежде кельтов, не говоря уже об англосаксах. В кельтских преданиях сохранилось свидетельство, что первым культурным народом, поселившимся на островах, были некие “фоморы”, люди-великаны, настоящие морские волки. Отличительным признаком фоморской архитектуры являлась традиция постройки высоких каменных башен. Позднее на острова из Греции приплыли некие “немедяне”. Немедяне сначала подпали под власть фоморов-великанов, но потом, собравшись с силами, побелили их, возобладав “над башнями фоморов”. Однако благоденствовали победители недолго, пришла с моря “великая волна” и утопила всех без разбора. После чего “земля оставалась пустой две сотни лет”.

В то, что “великая волна” утопила всех фоморов как-то не очень верится: фоморы дожили до кельтской колонизации островов, и борьба с ними породила наиболее драматичные и фантастичные страницы кельтского эпоса. Однако не правдоподобие, а источник фоморской легенды о потопе, очень напоминающее русское китежское предание, интересует нас в первую очередь. Ни следов потопа, ни остатков башен фоморов на Британских островах не обнаружено. Поэтому, подобно китежской легенде,  иностранное происхождение этого сказания более чем правдоподобно.  Так откуда оно? Конечно, соленые воды Мертвого моря и башни палестинских храмов - единственные его первоисточники. Общеупотребительное английское слово cottage (загородный дом), по фонетике почти не отличимое от названия града Китежа - ясное тому подтверждение.

Иной вопрос: кто принес эту легенду на территорию островов? Может так статься, что и славяне. Славяне некогда очень широко жили в Западной Европе. Название фоморов очень уж напоминает самоназвание славян-поморов (от них, между прочим, произошло название германской области Померании), а старинное название Северного Уэльса  - Венедотия - слишком уж напоминает имя славян-венетов. Так что, все может быть...

Тироль. Славянским по происхождению, видимо, можно считать и тирольские легенды о погибшем народе антов.  В легендах этих говорится об антах, ”что они жили в пещерах, вдали от всех цивилизованных людей и не имели с ними никаких отношений... По народным преданиям, все эти племена искони жили в стране; когда же появились новые сильные пришельцы, древние жители, не желая оставить отечество или попасть в руки врагов, сами добровольно засыпались землей или затопились водой с семействами и всем богатством.”

Сюжетное сходство легенды об антах с русским китежским преданием и британским фоморским проглядывает достаточно явственно. Если же к сказанному добавить, что “анты” - обычное для древности название славян и что первые научные работы, посвященные славянскому языковому субстрату в Тироле, были написаны еще в XIX веке, то, думаю, предположение о славянском происхождении тирольской легенды будет выглядеть достаточно правдоподобно.

Нидерланды. Из того, что британская и тирольские легенды  оказались, видимо, славянского происхождения, вовсе не следует, будто германцам вообще было чуждо предание о граде Китеже. Отнюдь. На этих страницах уже упоминалось древнефризское предание о потопе, записанное в особой книге под название “Ура Линда Бук”, но при этом до времени была опущена такая деталь, что и град Китеж в нем фигурировал. “Ура Линда Бук” сообщала, что после катастрофы уцелели общеиндоевропейское божество вод Нээф-Туна (Нептун) и его сородич, некий Инка. А дальше произошло вот что: “Корабли Инки в порту  Кадик отделились от флотилии Нээф-Туна и направились в западную часть океана. Моряки надеялись, что там удастся найти какую-нибудь горную часть затопленной страны Атлан, которая, быть может, сохранилась, и что они смогут там поселиться”. В комментарии данный отрывок практически не нуждается. Конечно же, фризский Кадек - дубликат русского Китежа. Только название праотеческого города передано у фризов более точно и почти не отличается от первоначального (Kadh-yagha).

Единственно что, вероятно, интригует читателя в данном отрывке - это тождество имени отправившегося на запад океана Инки с названием легендарного перуанского племени инков. Нет ли между ними родства? Очень может быть. Во всяком случае, существовал у древних германцев патронимический суффикс ing, очень употребительный при образовании германских этнонимов (Инглинги, Англы, Ингевоны и т.д.).²⁰

Перу. Сказать трудно, германцы-инки или какой другой индоевропейский народ занес на территорию Перу сказание о граде Китеже, только там оно тоже было известно. В одной из провинций перуанских Анд рассказывали, что давным давно жил некий индеец, однажды он “выгнал свою ламу на хорошее пастбище и хотел ее стреножить, но животное упиралось, имело печальный вид и жалобно выло. Хозяин сказал ламе:” Что ты воешь, глупая, и не ешь? Или тебе не нравится здешний корм?” лама отвечала: “Безумец, ты ничего не понимаешь! Так знай же, что я недаром печалюсь, ибо через пять дней море поднимется и покроет всю землю и истребит все земное”. Крайне удивившись, что животное заговорило человеческим голосом, индеец спросил, нет ли какого-нибудь средства спастись. Лама велела ему взять с собой пищи на пять дней и последовать за ней на вершину горы Вилька-Кото, между приходом Сан-Дамиан и приходом Сан-Херонимо де Сурко. Индеец послушался и пустился в путь с мешком съестных припасов за спиной, ведя за собой ламу. Достигнув вершины горы, он увидел здесь много птиц и животных разных пород. Тотчас же начало подниматься море и поднималось до тех пор, пока вода не затопила долины и не покрыла все горные вершины, кроме вершины Вилька-Кото”.

Принадлежность данного перуанского мифа к потопной серии очевидна. Интерес вызывает одно: название местного “арарата” - Вилька-Кото. Значение слова wil¢ka в языке древних перуанцев практически не отличалось от русского - “огромность”, “величие”. Что касается второй половины названия перуанского “арарата” - Кото, то оно, вероятней всего - диалектная версия древнеперуанского слова k¢atu (рынок). Слово это не оригинально, представляет собой одно из семантических ответвлений знакомого нам праиндоевропейского слова kadh в смысле “огражденное пространство - площадь-рынок” и часто с таким значением употребляется в языках Старого Света.²¹

Калифорния. Перуанцы были не одиноки в своем отождествлении “китежа” и “арарата”. Ту же ошибку делали калифорнийские индейцы племени луисеньо. Они рассказывали, что некогда был великий потоп, заливший высокие горы и утопивший большинство людей. Один только холм под названием Катута остался торчать над водой, и на вершине его спаслись остатки людей. Пересказывая эту легенду, исследователи добавляли, что “индейцы эти до сих пор поют песню о потопе, где упоминается холм Катута”.

Новые Гебриды. Еще одним, новым поворотом в интерпретации образа “китежа” можно считать меланезийскую потопную легенду Новых Гебрид. Жители этих островов сообщали, что “их великий легендарный герой Кат  исчез из мира во время потопа. Они показывают само место, откуда отплыл герой в свое последнее путешествие, а именно широкое озеро в середине острова Гауа. Во времена Ката на месте теперешнего озера находилась обширная равнина, покрытая лесом. Кат повалил одно из самых больших деревьев в лесу и принялся строить лодку из ствола дерева... Когда лодка была готова. Он посадил в нее жену и братьев и все живые существа, обитавшие на острове, не исключая крошечных муравьев, и заперся со всеми ими на судне, которое было снабжено крышей. Тогда начался ливень. Вся обширная котловина острова наполнилась водой, прорвавшейся через кольцо холмов к тому месту, где большой водопад Гауа и теперь с оглушительным ревом в туче водяных брызг низвергается в море. Здесь лодка пронеслась по бурным волнам сквозь стену холмов и, умчавшись в море, скрылась из виду. Туземцы говорят, что герой Кат пропал без вести, захватив с собой все, что было наилучшего на земле, но они ждут еще его радостного возвращения”.

Кроме всего прочего, в новогебридской версии китежской легенды русского читателя, думаю, должна привлечь светлая футурология меланезийцев, с ее безнадежным ожиданием возвращения героя Ката, а вместе с ним и золотого века. В этом пункте с меланезийцами были некогда совершенно согласны россияне, тщетно ожидавшие возрождения Китежа - олицетворения чистоты и святости жизни.

Остров Пасхи.  В масштабах географии потопной мифологии остров Пасхи лежит не так далеко от Меланезии, поэтому нас не слишком должно удивить, что и сюжетно, и поименно меланезийская история о Кате есть пасхальское соответствие - потопная легенда о вожде (арики) по имени Хоту  (полное имя - Хоту Матуа). Прежде, в связи с поисками параллелей к имени мамбрийского дуба Огига (рапануи “акуаку”) уже приводилось пасхальское сказание о катастрофе, оно коротенькое, поэтому не будет большого греха в том, что мы его целиком повторим. Рассказывали, что живя на континенте, Хоту Матуа однажды “увидел, что  земля медленно опускается в море. Тогда арики собрал всех своих подданых, мужчин и женщин, детей и стариков, и рассадил их на две лодки. Арики увидел, что приближается бедствие; а когда его две ладьи были далеко в море (достигли горизонта), он заметил, что земля опустилась (в воду). За исключением одной маленькой части, называемой Маори”.

Восстановив в памяти предание, обратим еще внимание на то, что вторая половина имени пасхальского “ноя” Хоту Матуа (рапануи matua - “отец”, “мать”) явно восходит к и-е. мat (мать). Что касается названия островка, уцелевшего в бедствии - Маори - то оно более чем узнаваемо и является пасхальской версией старинного названия Палестины: шумер. Мар-ту, аккад. Амурру, египет. Имор. Нам еще предстоит не раз встретиться с этим названием Палестины в разных  вариантах всемирной потопного цикла.

Аравия. Как и меланезийцами с пасхальцами видели в “китеже” не город, а героя катастрофической легенды древние арабы, современники пророка Мухаммада. Они присваивали это имя пророку Худу, “ною” одной из катастрофических арабских легенд. В Коране рассказывалось, что жил на земле Аравии до арабов великанский народ ад. Долго он благоденствовал, но, как это обычно бывает, возгордился и даже отказался слушать пророка Худа, посланного Аллахом для увещевания. Наказание не заставило себя долго ждать: сначала была засуха, а затем ураган смел народ ад с лица земли. Уцелел только Худ со своими приверженцами (II сура).

По преданию, жизнь свою Худ закончил очень любопытным образом. Преследуемый врагами, он взмолился Аллаху, тогда перед ним разверзлась скала, Худ вошел в нее, скала закрылась, оставив на том месте небольшую трещину. Ныне эта скала называется “могилой Худа”. И всматриваясь в элементы этого арабского предания,  в ней невольно узнаешь “китежскую” легенду только в миниатюризированном, увиденном как бы в перевернутый бинокль виде. И земля поглощала, и трещина осталась. Разница в том, что земля поглощала не человека Худа, а  целый город Кадх-ягху, и трещина осталась не маленькая, а гигантская - впадина Вади-эль-Араба.

Дополнительным аргументом в пользу предположения о “китежском” происхождении имени и образа Худа может послужить то, что ураган, который смел с лица земли народ ад, по преданию, и в природе произвел некие, странные, чудесные изменения. Например,  исчезла сделанная из драгоценных камней и металлов столица народа ад - город Ирам Многоколонный - исчезла, но существования не прекратила и “по-китежски” изредка является людям. Кроме того, тогда же область Вабар, примыкавшая к стране народа ад, была населена Аллахом джинами и заколдована так, что обычный человек, опять-таки “по-китежски”, если и попадал в нее, то только по воле случая.

Египет.  К сожалению, значение имени пророка Худа утрачено, поэтому о происхождении его от названия утонувшего в мертвом море города можно говорить лишь опираясь на близость фонетик и сходство сюжетов. Иное дело мифология соседствующего с Аравией Египта, его “китежская” легенда связана с дном Мертвого моря более прочными узами.

Завязка египетского мифа, который так и называется “Уничтожение людей”, служит внезапное обнаружение богом солнца Ра того прискорбного обстоятельства, что порча среди людей достигла предела. Ра собирает богов и обращается к ним с такими словами:” Боги-предки! Смотрите - люди, созданные из моего глаза, замыслили злые дела против меня. Скажите мне, что бы вы сделали против этого?”...

Тогда они сказали его величеству:” Отправь свое Око, да поразит оно для тебя замышляющих зло. Ибо нет другого Ока, которое могло бы быть пред ними и воспрепятствовать ему, когда оно сходит в образе Хатор.”

Львиноголовая богиня любви Хатор была отправлена на уничтожение людей и так рьяно взялась за дело, что боги испугались. Они залили Египет окрашенным под кровь пивом (рудимент потопа), и Хатор, напившись пивом до умопомрачения, забыла про людей.

Читатель, думаю, уже догадался, что данная египетская версия с ее богом солнца - организатором бедствия, с рудиментарной формой самого потопа представляет собой этап эволюции образа солнца из “шестоднева” на пути к “фаэтонной” солнечной катастрофе. Однако разговор сейчас не об этом.

Чтобы понять в чем “китежская” соль этого мифа необходимо лишь одно: дать перевод имени богини-убийцы Хатор. Буквально “хатор” значит “дом высоты” Найти параллель к первой половине имени богини - египт hat (дом) - нам, славянам, не составит труда, украинское “хата” - идеальное ему соответствие. И разумеется, что и египетское, и украинское слово имеют общего предка: kadh (круглый каменный дом), - слово-основу названия утонувшего в Мертвом море города.

Это обстоятельство, в свою очередь, прекрасно разрешает давнее затруднение египтологов: почему именно богине любви Хатор отведена в мифе роль демона-убийцы? Конечно же, в данном случае имя Хатор пересилило ее сексуальную функцию. Будучи однокоренным названию лежащего на дне Мертвого моря города, это имя намертво привязало богиню к мифу о катастрофе, заставило на время отказаться от прямых обязанностей по стимуляции эроса и заняться непривычным для себя, но обязательным в силу имени богини душегубством.

Финикия. Того же происхождения что и египетская Хатор образ финикийского бога Котара. Только у финикийцев было более ясное, нежели у египтян, представление, о происхождении и функции бога Котара. Он предстает в финикийской мифологии в виде небесного архитектора, устроителя чертогов богов, т.е. храмосоздателем. Непосредственно в финикийской версии мифа о потопе Котар не упоминается. Но примечательно, что он, согласно небесной генеалогии, является сыном Ямма (букв. “Моря”). И естественно , что происхождение финикийского храмового зодчего Котара  от  Моря невольно обращает наш взор к лежащим на дне Мертвого моря храмам.

Платон. От финикийского Котара легко бросить мостик ко второму царю Атлантиды Гадиру и “стране гадиритов”, якобы граничившей с Атлантидой. Имя царя и название народа из знаменитого платоновского мифа принято связывать с названием древнего города Гадира на Пиринейском полуострове (современный Кадес). Однако эта точка зрения не бесспорна, так как Платон мог иметь в виду и палестинский город Гадары. Впрочем, путаница между обоими городами вполне извинительна, названия их происходят от общего семитохамитского корня (берб.agadir - укрепленный амбар, стена; иврит ggad¢r - забор, ограда),  а он, в свою очередь, восходит к хорошо известному нам слову kadh (круглый каменный дом), опорному для всего круга “китежских” катастрофических легенд.

Зная об этом, стоит ли удивляться, что платоновская Атлантида разделила судьбу града Китежа?

Камчатка - Северо-западная Америка. Новым, нестандартным поворотом “китежской” темы можно считать потопные мотивы в общем для камчадалов и северо-западных американских индейцев цикле мифов о Вороне. У разных племен, объединенных этим циклом, легенда о потопе рассказывалась по-разному и Ворон, главный герой, носил разные имена. Одна из версий, где герой носил имя Норка, а сюжет почти не отличался от знаменитого греческого мифа о Фаэтоне, излагалась прежде. Продолжим же теперь наш рассказ.

Начнем с Камчатки. Миф о потопе камчадалам был известен, но  о том, что в нем фигурировал некогда Ворон, прямых свидетельств нет. Однако сохранилось достаточно косвенных улик, по которым причастность камчатского Ворона к бедствию можно реконструировать. Прежде всего, в самой камчатской мифологии на это указывает имя Ворона - Кут или Кутха -  и то, что, породив камчадалов, он, обиженный, их покинул. Обе эти приметы: и имя, и уход - почти в точности совпадают с меланезийским “ноем” Катом, о котором говорилось прежде и причастность которого к мифу о потопе бесспорна.

Дополнительным аргументом в пользу предположения о причастности камчатского Кута/Кутха к потопу может послужить деятельное участие Ворона в потопных перипетиях мифов индейцев Северо-западного побережья Америки. Правда, Кутом они своего Ворона не звали, но из этого не следует, что палестинские корни потопной ономастики в американской мифологии оказались утраченными. Ворон сказителей племени тлинкитов, например, носил имя Эль и давно уже высказано предположение, что оно восходит к имени сиро-палестинского бога Эла (финикийский Илу, еврейский Элоах, арабский Аллах). Поэтому замена в данном случае имени Ворона с Кута на Эля не так существенна, как выглядит на первый взгляд.

Мифология северных индейцев Америки позволяет предполагать, что имя Эла вообще было первоначальным именем той богоптицы, что в “шестодневе” доставала зародыш земли, а в потопной мифологии стала деятельным помощником “ноя”. Во всяком случае,  тлинкитские предания сообщают, что именно Ворон Эль похитил огонь с некого острова в море и унес его людям, спрятав в стволе кедра. Сюжет более чем известный, откуда он взялся, нам теперь тоже ведомо. В предыдущей главе было показано, что он - одна из последних стадий эволюции образов бога-птицы и солнца из “шестоднева”, прикрепленного к потопной легенде. Поэтому, независимо от того, упомянут в легенде потоп или нет, происхождение истории похищения птицей огня, явно имеет общий потопный первоисточник.

Наконец, велика роль Ворона в американских легендах, прямо упоминающих потоп. Миф этот рассказывался во множестве вариаций, но если выделить среди них общие места, то сводная редакция могла бы выглядеть следующим образом: Ворон соблазняет собственную тетку, живущую в особом помещении (ящике, доме-космосе). Узнав о измене жены, дядя Ворона всячески пытается извести племянника и в конце концов не находит ничего лучшего, как затопить помещение, в котором племянник с теткой предаются пороку. Однако Ворону и здесь удается спастись, обрядившись попеременно в шкурки водоплавающей  и “небесной” птиц. Потом он улетает на небо, откуда благополучно возвращается на землю и либо плавает на куче водорослей, либо находит сухое место, где создает различные племена индейцев.

Как видно из данного рассказа, в преданиях о Вороне американских индейцев сохранились все основные элементы мифа о потопе: сам потоп, допотопные греховодники, послепотопный инцест, ковчег, водоплавающая богоптица из “шестоднева” -  только и образно, и сюжетно все эти элементы оказались столь прихотливо составлены и оформлены, что читателю, привычному к библейской версии долго предстоит ломать голову, решая, где начинается “ной” и  кончается голубь. Сохранился в преданиях индейцев и “китеж”, он описан в виде жилища-космоса, в котором встречались любовники, лишь название утонувшего в Мертвом море города оказалось по недоразумению перенесено у камчадалов на блудливого “ноя”-Ворона - Кут или Кутх.

Греция.  Идя пока по одной только ономастике, возьму на себя смелость и запишу в тезки русского Китежа еще двух персонажей греческого пантеона - Гадеса, верховного божества загробного мира, и Стикс (или Стигос), божество реки-озера, в чьих водах заключен был загробный мир греков. Несмотря на поверхностное различие фонетик, названия Гадес и Стикс одного происхождения и являются производными от греческого глагола kat-ago (вести в загробный мир), практически тождественного (но без предыхания) первоначальному названию града Китежа - Kadh-yagha.

Особенно интересен и с фонетической, и с типологической точки зрения образ Стикс. С одной стороны, Стикс - типичное священное озеро, вода его - “вода заклинаний”, она ядовита и смертельна для человека, клятва водой Стикс нерушима даже для богов, меч, закаленный в ней, не тупится и не ломается. Но с другой стороны, божество - олицетворение озера как-то по особенному не равнодушно к архитектуре. Гесиод, например, несмотря  на конспективный характер своей поэмы “Теогония”, специально останавливается на описании дома Стикс:

“..богиня, будящая ужас в бессмертных,

Страшная Стикс, - Океана, текущего кругообразно,

Старшая дочь. Вдалеке от бессмертных живет она в доме,

Скалы свисают над домом. Вокруг же повсюду колонны

Из серебра, и на них высоко он вздымается к небу”.

Читатель, наверно, обратил внимание, что жилище Стикс описано у Гесиода как дом, держащийся на колоннах. И это не случайно, греческие слова stoa (крытая колоннада), st¶g¶ (дом) представляют собой архитектурную расшифровку смысла имени Стикс. Таким образом,  не богиня и не река-озеро, а некое подземное, окруженное водами сооружение с колоннами носило имя Стикс, и имя это, очень похоже, происходит от знакомого нам словосочетания kadh-yagha (дом предка), только переданного с другой ступенью чередования.

Палестина-Финикия-Египет. Случай с греческой Стикс не единственный пример употребления названия “китежа” с другой ступенью чередования. Есть к Стикс интересные ближневосточные параллели. Но прежде чем непосредственно обратиться к ним, следует оговорить одно важное обстоятельство: в данном случае кроме ономастических и культурных параллелей, ближневосточная мифология позволяет проследить маршрут носителей легенды из Палестины через Финикию в Египет.

В Палестине аналогом греческой Стикс, думаю, можно назвать героя Шетха (Сифа - русского синодального издания Библии). Шетх - едва ли не самая таинственная фигура околобиблейских преданий. С ним, сыном Адама и Евы, родоначальником современного человечества, связывала апокрифическая литература какие-то светлые обетования, на подобие тех, что русские связывали с возрождением града Китежа.

Что касается потомков Шетха, то их допотопная деятельность, по словам Флавия, во многом обуславливалась предчувствием грядущей катастрофы. Они, например, изобрели науку о небесных телах и их устройстве, и “для того, чтобы изобретения их не были забыты и не погибли раньше, чем с ними познакомятся люди - в виду того, что Адам предсказал погибель отчасти от силы огня, отчасти же вследствие огромного количества воды, они воздвигли два столба,  один кирпичный, другой каменный, и записали на них сообщения о своем изобретении. Последнее было сделано с тем расчетом, чтобы, если бы кирпичный столб случайно погиб при наводнении, оставшийся невредимым каменный - дал людям возможность ознакомиться с надписью и вместе с тем указал бы и на то, что ими была воздвигнута и кирпичная колонна. (Каменный) столб сохранился по сей день в земле Сириаде”. (Древности). Название земли, где сохранился столб - Сириада - разночтений не предполагает, это, конечно, Сирия. Данный отрывок из Флавия - один из немногих в литературе прямых указаний на бедствие, некогда пережитое этой страной.

Однако прямое указание на Сирию в качестве прародины мифа о потопе лишь часть интересной для нас информации, приводимой у Флавия. Не менее интересно то, что бедствие связывалось с именем Шетха. Во-первых, еще библейские редакторы возводили имя героя к глаголу  syt (ставить), очевидно родственное индоевропейскому глаголу st- (стоять). Во-вторых, производным от этого глагола является существительное “колоннада” (греч. stoa. иврит s¶tav), и, стало быть, совсем не случайно именно столбы ставили потомки Шетха в ожидании бедствия. Эти столбы - потомки круглого каменного китежского храма и ближайшие родственники дома греческой Стикс.

Судя по мифологическому контексту и фонетике имен, потомками Шетха являлись часто упоминаемые в палестинских преданиях “шедимы” (букв. “духи”, “бесы”)²² Шедимы - общее наименование исполинов, рожденных земными женщинами от сынов божиих, о которых говорится в Библии несколькими строками прежде изложения официальной версии мифа о потопе. Что именно данные исполины стали жертвами потопа, писал сам Флавий ( Древности). Поэтому вывод напрашивается сам собой: шедимы - потомки Шетха, и само их имя - другое наименование  часто упоминаемых нами прежде коренных насельников Палестины, рефаимов. Рефаимы также пережили потоп и также после своего исчезновения с лица земли стали олицетворениями душ загробного мира (иврит repay - великан, покойник).

Параллель к Шетху и его потомкам, шедимам, просматривается в родственной иудейской мифологии - мифологии Финикии.  Но прежде чем говорить о ней, следует хотя бы вкратце остановиться на финикийской потопной мифологии как таковой.

Уточним, до нас дошла не сама финикийская мифология, а лишь ее конспект, принадлежащий перу Филона Библского, который переложил “Историю” некого Санхуниатона, а тот, в свою очередь - учение бога Тааута (египт. Джехути/ Тота). Так вот, в этом конспекте говорится, что глава финикийского пантеона - Илу (вспомним Эля тлинкитов), существо злое и корыстное, заподозрил своего брата, почему-то называемого у Филона Атлантом, в посягательстве на трон верховного божества. Недолго думая, он, по совету Тааута, “бросил его (Атланта) в глубину земли и засыпал. В тоже самое время потомство Диоскуров (изобретателей судов), соорудив плоты и ладьи, пустилось в плавание и, выброшенное на Касиеву гору, посвятило здесь храм”. Право, великолепный, очень выразительный отрывок. Характерно в нем все: здесь не надо особенно гадать, почему потомки Диоскуров вдруг кинулись плавать на плотах и ладьях одновременно со своеобразной казнью Атланта; понятно, почему очутились на горе и поставили там храм. Конечно же, бросание Атланты в глубины земли - это знак катастрофы, причем, катастрофы, связанной с водной стихией, иначе зачем потомству Диоскуров (семейству “ноя”) нужно было одновременно с казнью Атланта пускаться в плавание. Ясно, гора, на которую они были выброшены, - это “арарат”, а храм на горе - дубликат библейского жертвенника Ноя. Так что, перед нами, очевидно, финикийская версия мифа о потопе. О многом говорит и место высадки потопных героев, гора Касия - это гигантская песчаная дюна в Средиземном море, служащая как бы пограничным знаком между Палестиной и Египтом.

Прекрасным дополнением рассказанного у Филона Библского мифа служит бытовавшее среди финикийцев чисто историческое предание о катастрофе на их прародине. Римский историк Юстин писал:” Тиряне (жители города Тира) произошли от финикийцев, которые будучи разорены землетрясением, обитали вначале около Ассирийского озера, а потом на ближайшем морском берегу”. Соединив финикийский миф о гибели Атланта, четко привязанный к сиро-палестинскому ареалу (горе Касия) и предание о катастрофе Ассирийского (Сирийского) озера, остается сделать вывод, что потоп произошел неподалеку от Финикии (современного Ливана), а рассол расположенного в двух шагах Мертвого моря сам подсказывает где.

И еще одна маленькая, но очень знаменательная деталь: упомянутые в финикийском мифе о потопе Диоскуры - изобретатели судов, сами были потомками некого Садика, изобретателя соли.²³ Таким образом, к палестинскому Шетху и его потомству, пережившему потоп в стране Сириаде, напрашивается финикийская параллель в виде Садика и его потомства, пережившего тоже бедствие близ Ассирийского озера.²⁴

Сама по себе такая иудо-финикийская потопная параллель не имела бы большой ценности, если бы цепочка ограничивалась двумя этими звеньями. Ценность ее заключается в том, что совокупно с данными мифологии Египта, она дает развернутую и последовательную картину  движения некого народа-беженца от Мертвого моря в Палестине в Финикию, из Финикии в Египет. Поэтому пойдем теперь вслед за потомками финикийца Садока в Египет, посмотрим, что они туда принесли и, уж коль представился случай, подробно поговорим о загадках и странностях египетской мифологии.

Не будет преувеличением сказать, что в мифологии, явлении богатом на все загадочное, египетский пантеон - одно из самых темных мест,  особенно первый, древнейший его слой. Непереводимые с египетского языка имена богов, часто сопровождаемые эпитетом “владыка чужеземных стран”. Мифы, не имеющие с точки зрения египтян никакого смысла - если не прямо указывают, то намекают на внеегипетское происхождение самого раннего слоя мифологии Египта. И оглядывая его, невольно задаешься вопросом: откуда взялись в Египте все эти чужеземные боги? Ответ приходит довольно быстро - из Палестины.

Но - все по порядку. И пока из памяти читателей не выветрилась мифология Финикии, напомним о божестве, со слов которого она якобы рассказывалась: Тааут (египт. Джехути/Тот). Именно Тот, как мы помним, спровоцировал расправу над Атлантом, внушив беспокойство подозрительному Илу, после чего потомки Садика внезапно отплыли в сторону Египта, к горе Касия. Таким образом, для финикийских мифографов Тот, безусловно являлся лицом причастным к катастрофе. Здесь только следует с удовольствием отметить, что того же взгляда придерживались их египетские коллеги. В предыдущей главе уже упоминалась та египетская версия мифа о потопе, в которой сообщалось, что Тот в виде ибиса в момент катастрофы спас богов, перенеся их на крыльях через некое “озеро Ха”. Этой версией была проиллюстрирована та стадия эволюции образа птицы из “шестоднева”, когда она, будучи уже не в силах доставать со дна моря зародыш земли, стала таскать семью “ноя” на себе.

Судя по финикийским данным, не обошлось без Тота и последовавшее за бедствием плавание потомков Садика в сторону Египта. Филон Библский писал, что когда Илу двинулся на юг, он дал Тоту “весь Египет, чтобы Египет стал его царством”.  И самое любопытное, эта, казалось, ущемляющая национальное самолюбие египтян точка зрения практически ими не оспаривалась. Они сами не только называли “своего” бога Тота “владыкой чужеземных стран”, но даже прямо указывали какой страны именно - “владыкой бедуинов”. Естественно, при этом разумелись бедуины не в теперешнем понимании этого слова, а погубленный богом народ, приемниками которого на земле Аравии считали себя арабы-бедуины.

Полное согласие египетских и финикийских источников позволяет сделать простой вывод: Тот действительно пережил катастрофу и после нее эмигрировал из некой страны на востоке в Египет. А это обстоятельство, в свою очередь, хорошо объясняет: откуда взялись в Египте мифы о потопе.²⁵ Скажем больше, вместе с Тотом в Египет с востока переселился весь древнейший слой египетской мифологии, оставшийся для коренных египтян, несмотря на давность переселения, во многом чужим и непонятным. В первую очередь это касается ближайшей родни Тота: его брата Осириса, сестры Изиды, племянника Хора.

Осирис, Изида, Хор - центральные фигуры египетского пантеона. Но, что сразу замечается, странная в этой семье традиция существовала - величать друга друга на индоевропейский лад. Имя богини Изиды (египт. Исет букв. “место”, “трон”, “престол”), очевидно, однокоренное индоевропейскому слову  sed (место, сидение), а имя ее сына Хора (букв. “высота”) - индоевропейскому har (высокий). Что касается Осириса, то он - при всех условиях не египтянин. Про общему мнению специалистов, его имя не поддается объяснение и не является египетским. Еще одна загадка... Однако, думается, ее можно разгадать, если согласиться с тем, что имя Осириса (египт. Усире) не имя, а адрес страны, откуда пришло в Египет это божество - Сириец.

Конечно,  если бы в пользу такого объяснения имени Осириса говорила только довольно приблизительная фонетика, то, пожалуй, не стоило бы и заводить разговор на эту тему. Однако на данную версию кроме этого работает еще ряд свидетельств и фактов, являющих собой вполне убедительную картину палестинского генезиса этого божества.

Начнем с того, что для египтян Осирис в первую очередь являлся культурным героем, до появления которого в стране царило настоящее варварство: беспорядок в любви и религии, людоедство, бродяжничество и т.п. Осирис положил всему этому конец, вместе с Изидой и Тотом он установил правильные брачные отношения, учредил культ богов, научил людей земледелию, градостроительству, металлургии. И возникает вопрос: откуда он взялся в Египте такой многоопытный? Судя по археологии - из Палестины. Прежде уже рассказывалось про самый древний на земле город Иерихон, про палестинские копи Фенана, если не самые древние в мире, то - в регионе. Так что, учитель по градостроительству и металлургии в Египет мог прийти только оттуда.

Палестинское земледелие также старше египетского минимум на два тысячелетия. И вот что примечательно, в отличие от Палестины, где оно формировалось последовательно и поэтапно, Египет демонстрировал спонтанную, не подготовленную вековым опытом, но до странности зрелую посевную кампанию. Археологи побаиваются комментировать этот факт и , как правило, лишь осторожно констатируют, что в Египте “следы начальных ступеней развития” проследить трудно до того момента, когда  египетская культура в YI тысячелетии “приобрела явные черты земледельческой культуры”. Но смысл высказывания от этого не меняется. И пока не найдены доказательства  самостоятельности возникновения земледелия в Египте, мы вправе считать, что подготовительная стадия его прошла вне страны, т.е. в Палестине. Иного адреса назвать нельзя, так как другие очаги раннего земледелия находились от Египта еще дальше.

Скорее всего, не станет возражать  против гипотезы о сиро-палестинском происхождении Осириса и палеоантропология. По ее данным этнический состав Египта в додинастический период был чрезвычайно пестрым, кроманьонцы (т.е. протоевропеойды) жили в этой стране весьма многочисленной общиной (11% населения), и нельзя исключить, что именно они насадили в раннем Египте ту явно привозную культуру, которую позднее по имени ее сирийской прародины назвали египтяне культурой Осириса.

Но вернемся к изложению мифа о Осирисе. Насадив в Египте культуру, он пошел походом в Азию, а после победоносного его завершения устроил пир. Брат Осириса - Сэт, лелея мечту занять престол, принес на пир заранее заготовленный по мерке Осириса красивый ящик и объявил, что подарит его тому, кому он придется в пору. Естественно, единственным достойным кандидатом оказался Осирис. Он лег в ящик, Сэт, накрыл ящик крышкой, залил свинцом и бросил в танисское устье Нила. Вода Нила вынесла ящик в Средиземное море к берегам финикийского города Библа. Там выросший вереск объял ящик с Осирисом своей корой и скрыл от посторонних глаз. Позднее библский царь велел срубить дерево и сделать из него подпорку для своего дворца.

Долго ходила по свету жена Осириса Изида в поисках тела мужа, пока не пришла в Библ. Здесь она нашла его в столбе дворца, открылась царю и выпросила дерево с ящиком. Сплавив все это в Египет, Изида в нильской дельте зачала от мертвого Осириса сына Хора. Хор вырос, победил Сэта, оживил отца, но тот отказался от жизни на земле и ушел править загробным миром, оставив Хора царем Египта.

Такова основная схема мифа об Осирисе. И даже краткий его пересказ, думаю, делает узнаваемым для читателя заложенные в нем черточки и интонации потопной легенды. Остается лишь вычленить их из хаотичной картины веками перепеваемого мифа, чтобы получить близкое по содержанию к традиционному - египетское предание о потопе.

Первый пункт: география. Азиатские корни в мифе об Осирисе видны совершенно явственно. Он неизвестно зачем ходил походом в Азию, танисское устье Нила, в которое был опущен ящик с телом Осириса, находится на крайнем востоке нильской дельты и является ближайшим к Азии. Наконец, особая роль финикийского города Библа во всей этой истории недвусмысленно указывает на азиатское происхождение мифа.  Складывается впечатление, что египетские сказители, гоняя Осириса из Азии в Египет и обратно, пытались таким способом национализировать ставший родным, но в принципе чуждый себе миф.

Особое внимание следует обратить на роль Библа. В мифе ничего случайного не бывает. Поэтому Библ, ставший непонятно зачем прибежищем ящика с трупом Осириса, видимо, не случайная примета и не обмолвка мифографа. “Не видимо, а - точно,” - сказали бы сами библские жители, в один голос утверждавшие, что Осирис - их соплеменник, коренной житель города (Лукиан, О сирийской богине). Финикийский приоритет в этой области признавали даже греки и подтверждали, что царь египтян, будучи ребенком, воспитывался в доме библской царицы (Аполлодор). Так что, единомыслие древних источников по данному вопросу абсолютно. Остается добавить, что привязка мифа об Осирисе именно к Библу, а не к другому какому финикийскому городу также не случайна и имеет потопный подтекст. Дело в том, что Библ, по словам Филона Библского, был основан именно тогда, когда Илу бросил Атланта в глубины земли, т.е. Библ является современником катастрофы и скорее всего был основан послепотопными беженцами из Палестины.

Назойливость, с какой мифографы поминали Библ в связи с ранней египетской историей, не единственный многозначительный факт мифа об Осирисе. Взять, например, сюжет с врастанием ящика с телом Осириса в ствол вереска. Сюжет более чем банальный. Он вариация на известную нам тему история рождения божества от мамбрийского дуба Огига. История Осириса мало что добавляет к этому общемировому сюжету. Но в случае с Осирисом следует добавить, что именно из Финикии позаимствовали египтяне этот миф. Там его более правильно рассказывали в связи с рождением бога Адониса.

Сообщалось, что финикийский царь некогда влюбился в свою дочь Мирру и обесчестил ее (знакомый нам мотив инцеста). С горя царевна превратилась в одноименное дерево - мирру:

“А под корою меж тем рос грешно зачатый ребенок,

Он уж дорогу искал, по которой - без матери - мог бы

В мир показаться; живот бременеющий в дереве вздулся...

Дерево щели дает и вот из коры выпускает

Бремя живое свое. Младенец кричит..”

                                         (Овидий, Метаморфозы)

Так родился Адонис - финикийское божество плодородия, даже по функциям своим тождественное божеству плодородия Осирису.

Или другой эпизод: нелепое, с точки зрения здравого смысла, укладывание Осириса в ящик. Ведь точно такой элемент присутствует и в нартском цикле осетин, и в русских былинах о Святогоре,  и белорусских сказаниях об аселках, на непосредственную причастность которых к потопной мифологии неоднократно указывалось прежде. Ясно, ящик Осириса, в котором он плавал до Библа и обратно - это ковчег “ноя”, ящик в данном случае не самая экстравагантная форма для ковчега, в дальнейшем нам доведется столкнуться и с более оригинальными формами. Таким образом, “библский” отдел мифа об Осирисе - это финикийская версия двух палестинских легенд: о мамбрийском дубе и о потопе - пропущенных через  пищеварительную систему египетского мифотворчества.

Третий момент: из дерева, в которое врос ящик с телом Осириса была сделана опора дворца библского царя. Не узнать эту деталь трудно. Она непременный спутник “китежских” легенд - архитектура. Столб библского дворца - родственник арабского магического города-дворца Ирама Многоколонного, колоннады греческой Стикс , столбов палестинской легенде о Шетхе.

Единственно, чего не хватает египетскому мифу об Осирисе, так это собственно потопа. Однако некогда потоп, уверен, в нем описывался. Плутарх сообщал, что в отсутствии Осириса “весь Египет был морем “ (Об Осирисе и Изиде). А Страбон уточнял, что Египет был некогда покрыт морем вплоть до горы Касия. Вспомним, что гора Касия - песчаная дюна на границе Палестины и Египта в финикийском мифе о потопе фигурирует в качестве “арарата”.

Об особой роли, которую играла гора Касия в сиро-египетском предании о катастрофе, было известно и греческой мифологии. Приведем на сей счет крайне выразительный отрывок из “Мифологической библиотеки” Аполлодора:” После того как боги одержали победу над гигантами, Гея, воспылав еще более сильным гневом, сочеталась с Тартаром и родила в Киликии Тифона. Имевшего смешанную природу человека и зверя. Он превосходил всех существ, которых родила Гея, ростом и силой. Часть его тела до бедер была человеческой и своей огромной величиной возвышалась над всеми горами. Голова его часто касалась звезд, руки его простирались одна до заката солнца, другая до восхода... Будучи существом такого вида и такой величины, Тифон забрасывал раскаленными скалами небо и носился с ужасающим шумом и свистом. Буря огня вырывалась из его пасти. Боги, увидев, что он устремился к небу, кинулись бежать в Египет, преследуемые, они меняли свой облик и превращались в животных. Когда Тифон находился еще далеко, Зевс стал метать в него свои перуны; когда же Тифон приблизился, Зевс ударил его кривым стальным мечом. Тифон бежал, и Зевс преследовал его до горы Касия, возвышающейся над Сирией”. Далее у Аполлодора география битвы меняется, но Страбон, рассказывая о том же, остался верен ближневосточному адресу легенды и утверждал, что тело Тифона покоится на дне  Мертвого моря (географ называл его Сербонидой).

Сведя теперь воедино данные греческой, финикийской и египетской мифологий можно вполне уверенно сказать, что относительно причин появления богов в Египте и их маршрута они были согласны: боги бежали в Египет, спасаясь от какой-то катастрофы на Ближнем Востоке. Особой точкой на их пути из одной страны в другую (“араратом”) являлась гора Касия, песчаная дюна в Средиземном море между Египтом и Палестиной.

Хотя, по сообщению Плутарха, египтяне считали, что именно на их земле произошел потоп, у того же Плутарха мы находим прямое указание на палестинскую прародину египетского мифа. По его словам, когда Изида оплакивала мертвого Осириса в нильской дельте, к ней подошел некий мальчик. Изида же, обнаружив присутствие мальчика, так взглянула на него, что тот упал в море и утонул . Самое замечательное, что звали этого мальчика - Палестин (Об Осирисе и Изиде). Куда прямее указание на палестинскую прародину египетского мифа о потопе?

Единственная оговорка, называя утонувшего мальчика Палестином, египетский информатор Плутарха сильно модернизировал миф. Свое теперешнее название Палестина получила сравнительно недавно, самое раннее с 12 века до Р.Х. Миф об Осирисе гораздо древнее, и стало быть мальчик в нем должен был носить другое имя. Как же его звали? Его звали - Осирис. В парадоксальном на первый взгляд, отождествлении утонувшего мальчика Палестина и Осириса на самом деле ничего парадоксального нет. Сам Плутарх писал, что второе имя мальчика Палестина - Манерос, но Манерос - это и имя Осириса, обычно употреблявшееся в старинной погребальной песне (см. Геродот, 2,79). А в “Мемфисском теологическом трактате” прямо сказано, что Осирис утонул, был вытащен на берег Хором и Изидой и через погребение соединился с Та-танен (Поднятой землей). Таким образом, Палестин - просто другое имя Осириса, а Осирис - Сирия - в свою очередь старинное название Палестины. Упоминание “Мемфисского трактата”, что утонувший Осирис соединился с “Поднятой землей” ( похоже, с той землей, что подняла птица со дна моря после потопа) - лишний раз свидетельствует, что под “Осирисом” следует понимать не имя, а адрес земли, где перед катастрофой обитало божество.

Завершая на этом анализ египетской потопной мифологии. Нам остается лишь разрешить возможное недоумение читателя относительно причин, заставивших автора заняться данной темой в разделе, посвященном граду Китежу. Дело в том, что имя египетской богини Изиды-Исет (место, престол), унесшей столб из библского дворца, восходит к индоевропейскому слову sed/ st- (место, сидение, столп, опора), часто встречающемуся в других легендах “китежской” серии.  А само это слово является производным с другой ступенью чередования от слова kadh (место, сидение, круглый каменный дом), слова-основы название русского легендарного града Китежа и других, упомянутых прежде , потопных тезок. Более точное употребление этого названия в египетском мифе “Об уничтожении людей” в качестве имени богини-убийцы Хатор (ипостаси Изиды) - лишнее тому подтверждение.

Рассмотрев под особым углом мифологии Палестины, Финикии и Египта, мы теперь, на основании общности сюжетов и ономастики, может более уверенно говорить о связи и преемственности их потопных преданий:

Скажем больше, в мифологии этих стран сохранилось достаточно географических примет, по которым можно восстановить маршрут движения носителей потопной легенды с их прародины до Египта. Выглядит этот маршрут следующим образом: от Мертвого моря беженцы двинулись к средиземноморскому побережью и основали там Библ, старейший город  Финикии. Из Библа они поплыли на юго-запад, в сторону Египта, сделав остановку на горе Касия, между Палестиной и Египтом. Далее, отплыв от Касия, они через восточное, танисское устье Нила проникли в дельту, поднялись по реке и основали Гелиополь - будущий центр культуры Осириса и Изиды. Таким видится этот маршрут, если свести воедино географические метки потопной мифологии Палестины, Финикии и Египта.

Гвинея-Бисау. Для полноты картины расскажем еще одну африканскую же “китежскую” легенду. В устах сказителей племени манжа она звучит более откровенно с точки зрения сюжета, нежели в египетских и, на первый взгляд кажется, что их ничто не роднит. Однако есть главное: в обоих мифах речь идет о потопе и к египетской Исет есть пара - Сето, манжинский “ной”. Манжинские сказители говорили, что некогда все-творец “создал из глины супружескую пару, которая породила первых людей. Позже произошла ужасная катастрофа, в живых остались только некий Сето и его сестра. От этого кровосмесительного брака произошли все теперешние расы”.  Не чужд был Сето и интерес к архитектуре:” Для своих потомков Сето создал пригодную для житья-бытья цивилизацию, благоустроил местность вокруг своей резиденции”.

Итог. Как мы теперь знаем, повторяемость ономастики мифа, в которой ключевым словом является название русского легендарного города Китежа, значительна и настолько широка, что вполне заслуживает названия всемирной. Поскольку читатель, думаю, успел забыть многие географические точки, где встречается в мифах это название, сведем кратким списком всю китежскую мифологию и географию воедино: Кадек (Нидерланды), Китеж (Русь), Гадес (Греция), Кут (Чукотка), Кат (Новые Гебриды), Худ (Аравия), Хоту  Матуа (Пасха), Вилька-Кото (Перу), Катута (Калифорния), Хатор (Египет), Котар (Финикия), Гадир (Платон).

То же с другой ступенью чередования: Шетх, шедимы, Сиддим (Палестина), Стикс (Греция), Садко (Русь), Садок (Франция), Сиддха (Индия), Садок  (Финикия), Изида/Исет (Египет), Сето (Гвинея-Бисау).

Таким образом, и по линии града Китежа система в потопной ономастике, можно сказать, налицо. Но нам теперь мало простого обнаружения такой системы. Нынешняя задача шире: необходимо еще проследить, как потопная мифология задним числом пыталась спасти и спасла-таки легендарный город от гибели.